Почему нас так смущает вид нищеты?

19.01.2020

При встрече с людьми в бедственном положении нам становится не по себе. Каковы механизмы наших предубеждений? Что побуждает нас подавать или не подавать?

Почему нас так смущает вид нищеты?

На городских улицах мы видим таких людей каждый день. Кто-то останавливается, бросает им деньги, другие отводят взгляд. Но у большинства из нас вид нищих, просящих людей вызывает чувство неловкости и даже стыда: мы чувствуем себя неуверенно и не знаем, как реагировать.

«Это происходит потому, что мы разрываемся между тремя практически несовместимыми моделями поведения, — анализирует ситуацию психотерапевт Катерина Хмельницкая. — Современная логика рынка требует от нас быть максимально продуктивными, расчетливыми и бережливыми. Мы хотим получать наслаждение от заработанных благ и в то же время ощущать себя добродетельными». Это противоречие формулируется почти неразрешимым вопросом: «Как быть эгоистом, гедонистом и альтруистом одновременно?» Но у нашего смущения есть и другие причины.

Страх падения

29-летняя Ольга участвовала в раздаче бесплатных обедов, которые привозит к Курскому вокзалу Армия спасения. «Больше всего меня поразило то, что люди, которые приходили к нам, когда-то вели совершенно нормальную жизнь, они не от рождения бомжи, у них были семьи, дети, жилье… А потом что-то происходило, и жизнь стремительно катилась под откос. В этом была трагическая необратимость, и я впервые по-настоящему испугалась. Такое может произойти с каждым, а значит, и со мной».

«Бессознательный страх оказаться на месте изгоя, бездомного, одинокого человека действительно подталкивает некоторых к тому, чтобы подавать милостыню, — объясняет юнгианский аналитик Станислав Раевский. — Эта тревога живет где-то в глубинах нашей психики, в ее архаических слоях, в нашем коллективном бессознательном. Когда-то древний человек совершал ритуал жертвоприношения, желая умилостивить грозных богов и отвести от себя напасти.

Возможно, и мы, жертвуя просящему, повторяем этот архетипический жест, словно заклинаем некое божество, надеясь избежать его гнева, а по сути — освободиться от страха стать таким же обездоленным».

«Войны, революции, ГУЛАГ, голод, смена социального строя — десятилетия нестабильности и множество примеров из историй своей семьи, знакомых и незнакомых людей, неожиданно потерявших все, также поддерживают бессознательный страх перед бедностью», — добавляет Катерина Хмельницкая. Именно поэтому нам так легко идентифицировать себя с несчастьем другого человека, и этот опыт мотивирует нас подавать милостыню.

Но «подавать» не всегда означает «узнавать себя в другом». Подавая, мы получаем возможность почувствовать себя человеком, готовым помочь оказавшемуся в бедственном положении. И видеть различие между собой и тем, кто просит нас о помощи.

На той стороне  

Исследователи проводят немало опросов россиян, пытаясь выяснить наше отношение к проблеме попрошайничества в России. И мало что знают о том, что думают о мире, о себе и о нас бездомные. Социологи из Уральского института экономики РАН провели в Челябинске и Екатеринбурге опрос среди бездомных людей. Выяснилось, что больше всего их беспокоит отсутствие жилья (82% опрошенных в Екатеринбурге и 100% в Челябинске), затем — работы, документов, лекарств и других жизненно необходимых вещей. «Психологические проблемы, чувство одиночества тревожат их в меньшей степени, — рассказывает руководитель исследования, заведующий отделом экономической социологии Института экономики УРО РАН Борис Павлов. — А вот к негативному отношению со стороны окружающих они почти безразличны».

Как объясняем свое поведение мы сами

В «группе милосердия» при православном храме Санкт-Петербурга 37-летний Юрий работает четвертый год. «Мы раздаем одежду бездомным и кормим их. За это время я выслушал не одну сотню историй: большинство, чуть ли не 90%, бездомных людей, судя по их словам, сами выбрали себе эту жизнь. Их устраивает участь попрошайки, и они не хотят ничего менять. Когда я рассказываю об этом своим знакомым, некоторые из них удивляются, а другие говорят, что перестанут подавать милостыню вообще».

Выбирая, подавать или не подавать, каждый из нас как-то объясняет себе свое поведение.

Разобравшись в собственных эмоциях и мотивах, мы начнем лучше понимать себя… и, возможно, захотим помочь другим

«Я не стану этого делать, потому что попрошайки — часть преступной структуры; мне унизительно думать, что меня держат за простака» — вот одно из объяснений, — говорит Катерина Хмельницкая. — Другие люди говорят себе: «Надо подавать всегда и везде: вдруг кому-то мои деньги помогут изменить жизнь». Третьи рассуждают практически: чем бросать средства на ветер, правильней купить бездомному еды и проследить, чтобы он ее съел, а не променял на выпивку или чтобы эту еду не отобрали другие нищие».

Мотивация нашего поведения может быть очень разной и во многом зависит от психологических особенностей и мировоззрения каждого человека. «Возможен, например, и такой взгляд: да, этот нищий, конечно, изображает из себя слепого, но он — настоящий артист, и такой талант надо вознаградить, — продолжает Станислав Раевский. — Рассуждающий таким образом человек уверен: все надо делать с умом, даже милостыню просить. И, окажись я в подобном положении, получилось ли бы у меня лучше?»

Призрак вины

Никому из нас не хочется отягощать жизнь сильными, тяжелыми переживаниями. «Сталкиваясь с обездоленными, многие из нас испытывают чувство «без вины виноватости», — комментирует Катерина Хмельницкая, — нам неловко за то, что мы здоровы и благополучны (во всяком случае, по сравнению с этими людьми). Нередко, искренне сочувствуя им, мы чувствуем облегчение: слава богу, это все не со мной. И те из нас, кто испытывает неприязнь по отношению к нищим, на самом деле чувствуют раздражение от своего чувства вины, потому что не знают, что делать с этим переживанием».

Мы не только сочувствуем бездомным, но и остерегаемся их. Они несут в себе нечто призрачное, иллюзорное. «Мы воспринимаем их облик как «нисхождение человека до животного состояния», — продолжает Катерина Хмельницкая. — В их жизни есть отказ от тех форм существования, к которым мы привыкли. И это нас пугает».

И все же взгляд по ту сторону барьера, отделяющего благополучное в нашем представлении существование от пугающей территории нищеты, может оказаться полезным. «Нет ничего постыдного в том, чтобы попытаться прочувствовать другого человека, каким бы он ни был, вообразив себя в его роли, — говорит Катерина Хмельницкая. — Вообще трудно сочувствовать, сопереживать, если не можешь представить, что другой ощущает на самом деле».

«Некоторым из нас было бы нелишним примерить на себя роль обездоленного человека, — соглашается Станислав Раевский. — Я давал такое задание своим пациентам: попробовать просить милостыню и проанализировать, как они это делают и что чувствуют в этот момент. Попробуйте — и вы узнаете о себе чрезвычайно много. Ведь гордость — одна из определяющих черт характера. И то, как мы ее преодолеваем, оказывается очень познавательным!»

Право выбирать, как себя вести и как относиться к просящему человеку, в любом случае остается за каждым из нас. Но, если мы сможем разобраться в том, что движет нами при этом, мы лучше поймем самих себя.

Много ли тех, кто подает милостыню? 

По данным ВЦИОМ, опубликованным в 2019 году, формат благотворительности меняется, и теперь в России все реже подают милостыню: 24% против 30% в 2017, 32% в 2009, 36% в 2007. Однако все больше россиян работают волонтерами и участвуют в благотворительных акциях. За последние пять лет 69% населения хотя бы раз принимали участие в благотворительной акции, а 19% занимаются благотворительностью регулярно.

Читайте также:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *