«Завтра я всегда бывала львом». История человека, вылечившегося от шизофрении

30.07.2019

Норвежка Арнхильд Лаувенг — психолог, но не обычный. Прежде чем получить ученую степень, она провела 10 лет в психиатрических клиниках с диагнозом «шизофрения». Ее книга «Завтра я всегда бывала львом» — история человека, прошедшего через ад самого себя и вылечившегося благодаря надежде.

 
 

«Завтра я всегда бывала львом». История человека, вылечившегося от шизофрении

1. «Моя роль была для меня настолько тесна, что вся душа была от этого в ссадинах, но я не знала, что с этим поделать… Если в человеке собралось слишком много мыслей, чувств, ощущений и знаний, с которыми его личность уже не может справиться, ему хочется все это переложить на что-то другое, что находится вне этого «Я». Я переложила свое презрение к самой себе, свою строгость и свои несоразмерно высокие требования к себе самой на вымышленного Капитана, и Капитан выкрикивал эти слова, тем самым обнажая всю суровость и несправедливость этих требований. Проблема же заключалась в том, что упаковка скрыла под собой содержание. Я ничего не видела, кроме этих требований, и по мере сил выполняла их в пределах своих расстроенных возможностей. А лечащий персонал видел в этом только мою болезнь».

2. «У меня не было стремления «нанести себе физическое повреждение», я стремилась порезать себя, потому что мне требовалось увидеть кровь. Часто, особенно в первый период моей болезни, я чувствовала себя какой-то ужасно пустой и далекой, и серой, и мертвой. Я боялась, что в жилах у меня вместо крови течет овсяный кисель, и что в моем теле совсем не осталось живого тепла, что в нем нет ни искры жизни. Поэтому я расцарапывала себя и резалась, чтобы убедиться, что в жилах у меня течет настоящая кровь и что я живой человек, а не мертвый робот с овсяным киселем вместо крови. Ведь кровь ‒ это жизнь».

3. «Я все время оставалась где-то там внутри, и я хотела и желала того же самого, чего желала прежде и чего по-прежнему желаю сейчас: это желание жить, развиваться, расти; желание обычной хорошей жизни для меня и для тех, кого я люблю, понимания, уверенности в завтрашнем дне и хороших, дружеских отношений с другими людьми. Однако, хотя содержание оставалось прежним, форма, в которой оно выражалось, стала такой искаженной и путаной, что ни я сама, ни другие не могли в ней ничего понять. Но если ты чего-то не понимаешь, это еще не значит, что этого вообще нельзя понять. Только приходится больше потрудиться для того, чтобы добраться до смысла… Лечить нужно не какого-то «шизофреника», а человека с диагнозом шизофрении. А это совсем иное дело».

Большие чувства могут быть слишком сильными, грубыми, пугающими и даже злыми, но в основе своей они не бывают вредными

4. «Речь шла о предъявляемых к себе требованиях, стремлении справляться с задачами, самоуважении, достоинстве. О борьбе между желанием быть умницей и желанием быть живым человеком, между серой пустотой и горячей, пульсирующей жизнью…

Ведь жизненно важные вопросы ‒ это кто я такая, чего я хочу, кто и что имеет для меня важное значение, каким основным правилам жизни я привыкла следовать и какие из них я хочу сохранить, что я люблю и чего не люблю, и о чем я мечтаю в дальнейшей жизни. А на эти вопросы никакой диагноз не дает удовлетворительного ответа…»

5. «Каждый раз, когда я уже теряла надежду или пыталась лишить себя жизни, когда я попадала в больницу, не успев выполнить задуманное, или просто переживала очередной кризис, впав в привычное уже состояние психоза, моя сестра только терпеливо вздыхала и говорила: «Ничего, ничего, все это пройдет, все будет хорошо. Я знаю, что ты забрела в какие-то дебри, а теперь еще и зарылась в нору, но это не беда! Ты сделала крюк, но скоро выберешься на прямую дорогу»… Она всматривалась так зорко, что разглядела то, чего еще не было. И благодаря тому, что она сумела это разглядеть, появилось больше шансов на то, что все так и сбудется. И все сбылось».

Я проживала свои дни овцой,

Между тем как все мое существо рвалось на охоту в саванну.

И я послушно шла, куда гнали меня пастухи, с выгона в хлев, из хлева на выгон,

Шла туда, где, по их мнению, полагалось находиться овце,

Я же знала, что это неправильно,

И знала, что все это ‒ не навсегда.

Ибо Я проживала свои дни овцой.

Но все время была завтрашним львом.

«Завтра я всегда бывала львом». История человека, вылечившегося от шизофрении

6. «Потому что насилие что-то меняет в тебе. Хорошо продуманное применение силы, сделанное со всей осмотрительностью и при условии, что предварительно были испробованы все возможности сотрудничества, что сделано все для того, чтобы информировать человека и сохранить его самоуважение, позволяет нанести наименьший урон его самоуважению и сохранить ему чуть больше надежды и достоинства. И я это знаю, потому что побывала сама на этом месте. Со мной гораздо легче было сладить, когда у меня оставалось немного надежды и самоуважения, чем тогда, когда они были разрушены. Как поет Дженис Джоплин: «Freedom is just another word for nothing left to lose». Когда у тебя все отнято и тебе нечего больше терять, ни чести, ни самоуважения, ни здоровья, ни работы, ни друзей, ни будущего, ни вообще чего бы то ни было, ты становишься совершенно свободным. И страшно опасным человеком. Потому что нет уже почти ничего, что бы тебя удерживало. Применение силы бывает необходимо. Меня сегодня уже не было бы в живых, если бы в психиатрических учреждениях было запрещено применять силу».

7. «Когда я еще подростком заметила, что меня хочет сожрать дракон, я записала в своем дневнике, что хочу, чего бы это ни стоило, рисовать всеми красками, какие есть в моем наборе… К сожалению, со временем я узнала, что даже в здравоохранении находятся люди, которые считали, что главное ‒ это покой, а не решимость и воля. Они считали, что нельзя рисовать всеми красками. На сильные чувства они отвечали страхом или лекарствами, чтобы с их помощью приглушить слишком резкие краски и превратить кроваво-красный цвет в пастельно-розовый.

Иногда это бывало необходимо сделать на какое-то время для моего же блага, чтобы облегчить боль, которая иначе стала бы непереносимой. Но в долговременном плане это не решает проблемы. Большие чувства могут быть слишком сильными, грубыми, пугающими и даже злыми, но в основе своей они не бывают вредными. Выйдя из-под контроля, они, правда, могут приводить к опасным поступкам, но сами по себе не представляют угрозы. Постепенно я это поняла, и поняла благодаря тем людям, которые не боялись сильных чувств ни в себе, ни в других. Это были люди, способные вместить сильные чувства и удерживать их в себе с тем, чтобы отпустить их на волю тогда, когда они будут у них под контролем, давая им выход понемногу. Они показывали поступками и своим отношением, что чувства ‒ это хорошо, и научили меня рисовать всеми красками… Это было не просто важно, а имело для меня решающее значение».

Когда я училась в средней школе, я собиралась стать психологом, заслужить Нобелевскую премию и танцевать в балете

8. «…В гостиной был накрыт стол. Свежие цветы, вышитая скатерть и чашечки с розами. Фамильный сервиз. Самые красивые и самые лучшие из всей маминой кофейной посуды… Маме не раз приходилось видеть, как я била чашки. Она знала, как молниеносно я способна это проделать… И все же она выставила на стол свои розовые чашечки с полным доверием ко мне… И я, естественно, их не разбила. Естественно, я не подвела маму и не обманула ее доверие. Чашечки и сервированный стол громко говорили, как она мне доверяет: «Ты моя дочка, Арнхильд. Ты по-прежнему ценишь красивые вещи, бережно относишься к тому, чем дорожит твоя семья, к ее традициям и к таким важным вещам, как красота. Ты никогда не можешь дойти до такого сумасшествия, чтобы перебить красивые и ценные вещи, и никогда болезнь не овладеет тобой настолько, чтобы ты перестала ценить привычную тебе с детства красоту. Здесь, дома, ты не пациентка с диагнозом «шизофрения», здесь ты Арнхильд».

И я никогда этого не забуду. После долгих месяцев и лет, прожитых под знаком ожидаемого от меня , зафиксированного в диагнозах и описаниях, я получила несколько светлых майских часов, когда я вместе с чаем, выпитым из тоненьких фарфоровых чашечек, получила глоток доверия и надежды. Это было потрясающе и как раз то, что мне тогда было нужнее всего!»

9. «Всякий, кто пробовал бросить курить или грызть ногти, или изменить какую-либо другую въевшуюся привычку, знает, сколько труда нужно вложить, чтобы поменять свои привычные реакции. Если ты при этом не держишь в уме свой возможный образ в виде здорового, работающего, самостоятельного, одним словом такого, каким ты хочешь быть, человека, тебе, конечно, будет очень трудно добиться каких-то изменений. Потому-то так вредны те стратегии лечения и та информация, которые отнимают у человека возможность видеть себя завтрашнего здоровым и думать, что, пускай я сейчас живу в овечьем хлеву, но в будущем когда-нибудь снова буду бегать по вольным саваннам, потому что во мне дремлют львиные возможности».

10. «Я считаю важным давать людям надежду и веру в то, что для них найдутся какие-то возможности, несмотря на серьезность диагноза и тяжесть болезни. Я знаю, что для меня самой, когда я была больна, очень много значила бы надежда, поэтому мне так хочется дать надежду другим… Некоторые мечты сбываются. Некоторые ‒ нет. Когда я училась в средней школе, я собиралась стать психологом, заслужить Нобелевскую премию и танцевать в балете. Балериной я так и не стала, и Нобелевской премии никогда ни за что не получу. Но психологом я стала. И у меня наполненная и интересная жизнь, так что у меня все хорошо. Для того чтобы чувствовать себя хорошо, не обязательно нужно, чтобы исполнились все мечты. И всегда нужно, чтобы у тебя была надежда».

Еще об этом

Швейцарскому психоаналитику Маргерит Cешей с помощью психоанализа удалось добиться устойчивой ремиссии у пациентки по имени Рене, которой был поставлен диагноз шизофрении. Благодаря дневнику, который вела Рене, мы можем теперь лучше понять мир, в котором живут люди, страдающие психическими нарушениями.

Читайте также:

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *